Знаете ли вы, что прежде всего желают те, кто изо дня в день испытывает боль? Им хочется спрятаться, скрыться от жестокого мира, который способен причинять горечь и страдания. Место, в котором царит страх, стало для них истинной неприкаянной тенью. Там нет ни лёгкости, ни веселья, ни спонтанности, ни, тем более, счастья. Всё свободное пространство заполняет страх — то тёплыми вспышками, то гремящими ударами. Он никогда не уходит, но его сила варьируется, подобно колебаниям пульса: иногда еле слышен, а иногда — оглушителен. Люди, живущие в безопасности, зачастую не подозревают, сколько энергии и сил поглощает этот постоянный страх.
Как построен мир тех, кто среди страха?
Он напоминает закулисье, где игроки, уловившие настороженные интонации и мрачные тени, стремятся минимизировать опасность, действуя с трепетом и осторожностью. Для них каждый шаг многослойный, где каждое слово — это лодка, плывущая по бурным водам. Походка пьяного отца, возвращающегося домой, становится эквивалентом напряжённого ожидания: вся семья замирает в ужасе, пытаясь угадать, каковы его намерения, и определяется, сколько алкоголя он выпил. В таких моментах ёмкие беседы не ведутся, и даже взгляд может обернуться незаслуженным наказанием.
Люди, пережившие насилие в домашней обстановке, знают, как прятать свои мечты и переживания. Они скупо выбирают слова и искренне верят, что лучше смириться, «чтобы не стало хуже». В каждом доме таких семей присутствует невыносимая тишина, с которой тяжело бороться. Как в мире, где постоянные оскорбления становятся нормой, возможно расслабиться? Они существуют в состоянии вечной готовности к защите, подобно партизанам, выживающим на враждебной территории. Даже в минуты затишья они не познают настоящего счастья, поскольку знают, что буря лишь приутихла, но неизбежна.
И не обязательно, чтобы физическая боль была частью этого понятия — достаточно унижений, измен, молчаливого игнорирования. Каждое из этих состояний превращает человека в выживающего, постоянно на чеку, как тот солдат, не успевший снять каску в момент затишья, ведь над ним снова может сгуститься тьма. Все эти испытания заставляют находить способы справляться с болью — либо они становятся слепыми и глухими к напастям, упорно отрицающими очевидное, либо, наоборот, развивают чувствительность до такой степени, что заранее предсказывают грядущие удары.
Необходимость раз за разом закрывать глаза и уши от реальности становится их защитным механизмом от постоянного отчаяния. В доме, где таится страх, существует много тёмных углов — там, где люди обсуждают детей, бытовые вопросы, и избегают затрагивать свои чувства. Они часто погружены в усталость и тоску, тёмные тени которой заполняют их сердца.
Беспокойство, разнообразие форм насилия и привычка жить в страхе — это то, что делает счастье невозможным. Человек, который в любой момент может испытать удар от близкого человека — того, что в норме приносит любовь и заботу — становится пленником своих страхов.
Почему же многие продолжают оставаться в этой ситуации?
Причины у каждого свои, но жизнь в страхе — это ад. Многие из них пытаются выбирать свои пути к свободе — одни закрывают глаза, другие стараются включить свет, чтобы успеть увидеть, прежде чем у них отнимут радость.
Для того чтобы говорить о развитии, счастье и радости, необходимо чувствовать физическую и моральную безопасность. Невозможно творить, мечтать и открываться, постоянно оглядываясь на свои тёмные углы, в ожидании опасности. Безопасно — это когда нет страха перед ночным коридором, в котором прячутся чудовища, когда не нужно спать со светом, ложась в постель, полную тревожных мыслей. Безопасно — это свобода в действии: возможность сказать то, что хочется, без страха последствий.
Безопасность становится тем пространством, где ты можешь быть собой. Это место, где у тебя нет повода проверять телефон, ожидая «очередного» ощущения страха. Это мир, свободный от ненужных тайн, двусмысленностей и переменчивых правил, мир, где ты знаешь свою ценность и получаешь уважение и заботу от тех, кто рядом. Когда звон колокола возвещает об окончании страданий, мы могли бы сказать, что не осталось чудовищ в нашем доме, коридоре или жизни.